– Аналогично первым двум… Два удара. И шейные позвонки сломаны.
– Товарищ подполковник, – растерянно позвали с другой стороны машины.
Воловиков направился туда. Даша оглянулась на дом – горела примерно половина окон, ранним вставаньем здешним обитателям себя не было нужды утруждать, не на завод к семи, в самом деле. Зато лестничные марши освещены все до единого, сквозь узкие окна, горизонтальные прямоугольники, похожие на бойницы, видно, что на площадках снуют люди, в форме и в штатском, кое-где распахнуты входные двери, вовсю идет опрос. Ее вдруг, словно удар тока, пронзило острое сознание собственной беспомощности – и тут же схлынуло.
– Ну, Дарья, имеем груз на плечи… – сказал подошедший подполковник с расстегнутой сумочкой в руке.
– Кто?
– Ольга Ольминская, – сказал Воловиков с наигранным безразличием. – Ведущая семнадцатого канала. Студия «Алмаз-ТВ».
«„Алмаз-ТВ“ – друг дома для каждого»… Чего будет…
«Ну да, вот откуда я ее знаю», – подумала Даша. В самом деле, вскоре начнется. Одна из самых популярных частных студий Шантарска, принадлежащая к тому же зятю представителя президента. Очаровательная Олечка Ольминская, получавшая по мешку любовных писем в неделю, невольная виновница июльской потасовки с пальбой – когда заезжий горный человек, увешанный золотом, что твой негритянский вождь, узрел Олечку на экране, приперся активно знакомиться прямо на студию и его шестерки схлестнулись с охраной, причем к последней примкнули «булики» одного из ближайших сподвижников Фрола (сподвижник держал офис в том же доме и терпеть не мог, когда всякие гастролеры «ломают пальцы»).
– Да уж, поимеем… – сказала Даша.
Такую новость не утаишь, и уже к вечеру, если не раньше, о случившемся будет толковать весь Шантарск. Начальство, прокуратура, общественное мнение, газетчики и ТВ – все будут сотрясать воздух, требовать крови злодея, немедленных результатов, явления маньяка в сверкающих наручниках и хрустком целлофане с розовой ленточкой. Убийство известного человека, любой сыскарь согласится, – это полметра сгоревших нервных клеток и клочья седых волос у всего оперативного состава…
– Ага, – сказал Воловиков, копаясь в сумке. – По паспорту-то она, оказывается, Губанова. Псевдоним, значит. Ну что, красиво – Ольга Ольминская. Это тебе не Ольга Губанова…
– Что там еще?
Подполковник аккуратно высыпал содержимое на скошенный капот «хонды», придержал левой ладонью, чтобы мелочевка не скатилась вниз.
– Кошелек. Косметичка. – Каждую поименованную вещь он клал назад. – Помоги, подержи. Ага, так… Сигареты, зажигалка… Ключи… Презерватив… – Он цепко глянул на Дашу и через ее плечо громко приказал, почти крикнул стоявшим у трупа: – Живо, карманы посмотрели! Шоколадка… А это что?
– Это собачий свисток, – уверенно сказала Даша. – Бесшумный. Человек не слышит, собака слышит. Ну да, у нее ж бассет, весь Шантарск знает…
Подошел сыскарь-районщик, протягивая за короткий ствол черный револьверчик:
– Газовый, товарищ подполковник. В правом кармане. И больше там ничего… Номера на стволе нет.
– Ага, и разрешения я что-то не вижу, – сказал подполковник сквозь зубы. – Ну да, Олечка Ольминская, общая любимица, себя такой канцелярщиной могла и не утруждать… Ты бы у нее ствол конфисковал, капитан?
– Да неудобно было бы как-то. Попросил бы вежливо выправить бумажку, и все…
– То-то. Это, конечно, не криминал, – он повернулся к Даше, понизил голос. – Это просто тот же набор, разве вот она была не пешком, а на колесах, и стволик без разрешения… А в паспорте, между прочим, штампик насчет прописки – на совершенно другой адрес. Пусть ищут хахаля… слышал, капитан? Давай в дом. Ну да, движок у машины, ребята говорят, был совершенно холодный, и снег на крыше, сама видишь… От хахаля она утречком выходила. Это уже, как в анекдоте – тенденция, однако…
– Мои где, в доме? – спросила Даша.
– Ага.
– Кто сообщил?
– Сержант говорит, женский голосок. Определенно испуганный. Прочирикали, что во дворе такого-то дома отирается опасный хулиган – и бросили трубку. Хулиган, мол, с поднятым воротом и вроде бы со шрамом на неприятной морде. Ну, патрули нынче дерганые, они и рванули во двор без особых вопросов. А когда въезжали, полоснули фарами аккурат по «хонде» – и узрели… Она еще теплая была. Ты что оглядываешься?
– Домик стоит наособицу, – сказала Даша. – Соседние далековато. Весьма далековато, а? Отсюда должны были звонить, ручаюсь, из этой роскошной свечки… – Она отвернулась, прошла три шага и громко сказала: – Шубку ей расстегните.
Кто-то громко присвистнул. Засверкала фотовспышка.
Под шубой на убитой был аккуратный, отглаженный мундирчик в обтяжку, с короткой юбкой, задравшейся, когда тело вытаскивали и перекладывали. Даша хотела распорядиться, но двое в штатском и без команды присели на корточки, высвобождая руки из рукавов. Светловолосая головка безжизненно моталась.
Полная офицерская форма нового образца, смахивающая малость на бундесверовскую – нашивка с трехцветным флагом на левом рукаве, золотые, парадные полковничьи погоны, эмблемы воздушно-десантных войск на уголках воротника – как нынче и принято, без петличек…
– Ну нет, – сказала Даша шефу. – Я готова поверить в любые чудеса, но только не в то, что Олечка Ольминская была полковником десанта…
– Какая-нибудь передача? – судя по лицу, ему очень хотелось выругаться, но он держался. – Значит, мы на сегодняшний день имеем одну «пионерку» и одну «полковника». В бога душу мать, но ведь должно же это что-то означать…